Мой приятель Игорёк умел петь песню про медуз. Тихо и проникновенно. Поэтому его любили шесть красивых женщин и тридцать – с обыденной внешностью.
Тридцать седьмой стала Рита.
Вообще бесперспективняк.
Чё мне делать, Слава? – она вздыхала, как стадо влюблённых слонов.
– Если сидеть в углу – ничего не высидишь. Соверши красивую глупость, чтоб было чего вспомнить, хотя бы…
И вот однажды Рита вышла в центр зала, где сидели тридцать шесть других женщин, и сказала:
– Маяковский.

В ресторане было от электричества рыжо.
Кресла облиты в дамскую мякоть.
Когда обиженный выбежал дирижёр,
Приказал музыкантам плакать…

И ушла. И все ей смотрели вслед, даже второй номер в списке особ, имеющих право чмокать Игоря в щёку, Наташка. А у Наташки глаза, между прочим, один синий, второй светло-карий. Но даже она понимала, что это был личный её, Наташкин капут.
Неделю Ритка яростно целовала бедного моего приятеля по подъездам, потом бросила.
– Чё мне делать, Слава? – спрашивал теперь он. Снимал при том интеллигентские очки и тёр переносицу.
А что ответишь? Если было и прошло – значит голяк.
Игорёк уехал в Питер и стал гениальным гитаристом. Играет в шести группах и живёт в коммуналке где-то в районе наб. р. Карповки. Жена у него симпатичная и умная. Песню про медуз не слыхала ни разу.

• 
• 
•