Через пару минут вернулась, включила магнитофон и перемотала в начало сцены. Когда она устроилась на диване, я обратила внимание, что на ней нет колгот. Сцена пошла повторно, но я уже краем глаза посматривала на Ларису. Я даже не удивилась, когда увидела, что рука ее шмыгнула себе под юбку.
Во-первых, потому, что, зная о ее «репутации», ожидала чего-то подобного. А во-вторых, я уже ее прекрасно понимала - у меня самой сейчас все горело так, что я просто физически ощущала, как моя рука непроизвольно тянется к тому же самому месту. И теперь я уже не столько смотрела на экран, сколько косила на свою подружку. Точнее, на выпуклость под ее юбкой, которая обозначала положение руки.
Это было единственное место, где что-то происходило. Лариса лежала неподвижно в напряженной позе, прищуренный взгляд не отрывался от экрана и только материал юбки в одном месте быстро шевелился, повторяя напряженную работу руки.
Я была уже не в силах сдерживаться, и моя рука тоже заползла под юбку, сильно прижав то, что так жгло между ног. В это время на экране начался новый эпизод, и это была сцена женской мастурбации. И все «тайны» предстали передо мной во всей красе. Я только успевала переводить взгляд с экрана на Ларису. А та как будто повторяла все вслед за девушкой. Было такое впечатление, что они действуют в едином ритме и испытывают одни и те же эмоции.
Тело Ларисы стало подрагивать и извиваться в те же моменты, когда это делала девушка, стоны на экране сопровождались какими-то странными свистящими Ларисиными вздохами. Она уже не обращала на меня внимания, юбка сбилась, я видела обнаженные ноги, мелькание ее пальцев в самом интимном месте, сквозь которое можно было видеть то редкие темные волосы лобка, то оттянутую упругую губку.
Сейчас я пытаюсь все это припомнить и разложить по полочкам, но это не может передать всех эмоций, захлестнувших меня в тот момент. А тогда «двойная сцена» завела меня до состояния, близкого к невменяемости. Никакого ощущения стыда или неловкости ни от собственных прикосновений, ни от того, что я видела на экране и на диване. Совершенно автоматически я тоже теребила то, что находилось в моей руке под трусиками, но, главным образом, просто давила туда, зажимала этот рвущийся из меня пожар.
Сцена тем временем достигла кульминации. Юбка Ларисы уже не прикрывала ничего. Левая рука была у нее под попой и поддавливала снизу так, что тело выгнулось дугой вверх, между раздвинутых ног крутились пальцы. Глаза были зажмурены, рот приоткрыт. Вдруг ее подбросило вверх несколько раз и она обмякла. Потом, не открывая глаз и не говоря ни слова, она повернулась лицом к спинке дивана и скорчилась на боку, поджав колени и натянув рукой юбку.
Прошло еще минут десять, она не двигалась. Я почувствовала себя неловко и ушла домой. В диком возбуждении и совершенно ошалевшая. Увиденные сцены преследовали меня весь день, и ночью я впервые в жизни «устроила себе настоящую проверку», вспоминая и применяя на практике все, что видела днем.
Вот так я тоже стала «онанисткой», о чем, кстати, ни разу не пожалела. С Ларисой же у меня потом было кое-что еще. И не только с ней. Сейчас меня можно назвать бисексуалкой, причем с уклоном скорее в «розовую» сторону. Безусловно, эти пристрастия - результат моего тогдашнего детского сексуального опыта.

• 
• 
•