«Родная, - любовь самой чистой пробы выливалась на меня из глаз полуприкрытого белоснежной простыней мужчины, - наконец-то... Я уже не верил, что дождусь тебя»...
Реанимация – место, где меньше всего ожидаешь услышать нечто подобное, особливо, если тебя не несло перед этим сквозь длинные коридоры-тоннели навстречу нестерпимо манящим огням. Впрочем, если б несло, данная формулировка лишь усилила бы убежденность в попадании норадреналина в кровь перед тем, как бессмертная человеческая душа начнет исхождение из тленного тела. Тогда и любовь в ореоле пульсирующего потока ослепительно-яркого света – явление вполне логичное.
Но только я-то, даже если принимать во внимание все эти провода, окутывающие меня подобием паутины священной Эвы из «Аватара», - вполне себе шустрячок, хотя пару раз меня на границу двух миров и выкинуло. Но это так – больше из-за усталости и серии не самых приятных процедур... Когда в твоем теле бесцеремонно копаются, пусть и из самых лучших побуждений, возникает непреодолимое желание свернуться, как «petit gris» - «маленькая серая улитка», чья раковина закручена не менее, чем в четыре-пять оборотов.

«Великолепный! Отстань от женщины! И укройся: нечего голым торсом сверкать!» - медсестра тычет укоризненным пальцем в сторону окунающего меня в неподдельную нежность мужчины. Тот покорно вытягивается на каталке и шепчет: «Ничего, любимая... Главное, что я тебя дождался»... Я отворачиваюсь. Я бурчу мысленно. Мне некомфортно: и от того, что меня за что-то неведомое мне так сильно любят, и от того, что я тоже – с голым торсом.

Потом я поинтересуюсь у сестричек: «Великолепный – это фамилия?»
«Ну, что Вы, - фыркнет одна из них. – Это мы его меж собой так кличем. У него, конечно, с головой – полный швах, но КАК о любви говорит!! Как в романах... Жаль, что чокнутый»...
А другая, придавливая верхнюю губу косточками, по которым высчитывается количество дней в месяце, добавит, жалеючи: «Он, ведь, почему такой? Попал в аварию. Во второй раз. А в первой у него жена погибла. Тогда, вроде, ничего, а сейчас крыша поехала. Вот, и видит теперь чуть ли не во всех, кого привозят, свою Дашеньку»...
Я медленно веду глазом в сторону соседней каталки, где спит Великолепный.
Ему снится что-то очень хорошее. Он улыбается.

Не люблю я сопливых историй. Даже если они непридуманные.
Помните, как в «К-9» герой Белуши втолковывает Джери-Ли: «Так вот, знаешь: я на том фильме не плакал!» На фильме я могу и зарыдать. Но не в реанимации. Слишком тесно здесь все. Слишком близко.
И потому любая история в этом месте – всего-навсего лишь еще одна история...

• 
• 
•