[COLOR=darkblue][B]Старейший философ об упадке современной культуры, истоках нынешних проблем и путях выхода из них[/B]
[/COLOR]
[B]
— Насколько изменилась современная культура после распада СССР? [/B]

— Если сравнивать наше нынешнее положение с тем состоянием, которого русская культура достигла начиная с Пушкина и, скажем, до Чехова или до смерти Льва Толстого, то можно сказать, что мы находимся в полосе упадка. Какие есть надежды? Надежда умирает последней, все время нужно искать возможные пути возрождения.
Сейчас самая волнующая меня тема — как же можно использовать существующие СМИ для того, чтоб собрать людей вместе. Но не всех, а тех, кто пытается найти самостоятельные пути развития и не подчиняется поверхностным волнам, отвлекающим от пути в глубину, без которой никакая культура невозможна. Лично я этот путь искал с 17 лет, и он оказался трудным.
Парадоксальным образом, только начиная с момента, когда мне исполнилось 90 лет, предо мной начали открываться двери телевидения. До этого я попадал туда на несколько минут раз в год, оставаясь «широко известен в узком кругу» благодаря книгам, статьям.
А между тем растет целое поколение, которое почти не заглядывает в книги. Каким будет наше наследство, когда мы уйдем, не знаю. Это будет зависеть от событий, которые нельзя предугадать. Но я не теряю надежды, что какие-то семена, которые мы с Зинаидой Александровной (Миркиной. — «Часкор») бросаем (и не только мы), может быть, через десятки лет взойдут.

[B]— Чем вы объясняете запоздалый интерес телевидения к вам? [/B]

— Основной отклик возник после «Школы злословия». В «Апокрифе», программе, которую ведет Виктор Ерофеев и на которую я согласился не без колебания, мне удалось высказать несколько идей, но ведущий тут же начал поворачивать обсуждение в другую сторону. Я думаю, он опасался, как бы чего не вышло.
Сперва меня приглашали в «Апокриф» на тему, от которой я отказался, — про дуэли, так как понял: ничего своего я там не скажу. Ведь всегда есть области, которые человек более-менее сложившийся ощущает как свои. Но это всегда ограниченные области, невозможно считать своим всё — от футбола до Шнитке.
И тогда мне тут же на замену предложили Грядущего Хама. Эта тема была прекрасно раскрыта Бердяевым в статье «Духи русской революции». Я тоже, еще не зная о его статье, писал в свое время о хамстве, откликаясь на безобразное поведение Хрущева с писателями и художниками. Потому и согласился. Но Ерофеев всё время сворачивал обсуждение на бытовое хамство, что было уже совершенно неинтересным. Не моим.

[B]— А что тогда ваше? [/B]

— Моя тема, одна из моих тем, — попытаться понять, что же произошло в нашей стране, когда на авансцену истории вышли второстепенные фигуры из великой русской литературы.
В романе Достоевского «Братья Карамазовы» Смердяков занимает скромное, подчиненное место, как и совокупность всех отрицательных героев Гоголя не стоит на первом месте в русской литературе. То, что произошло начиная с 1917 года, — это выход на авансцену фигур из подворотни русской литературы — ноздревых, хлестаковых, смердяковых...
Вот мне и хотелось развивать именно эту тему: о крушении того слоя общества, который было носителем высокой культуры. Ну и об общем упадке духовного уровня, понизившегося вследствие всех этих процессов.
В обстановке, когда тон задают пошлость и хамство, очень трудно собрать вместе ту часть образованного общества, что пробилась к глубинам, открытым русской и мировой культурой.

Читайте дальше