Когда после бессонной ночи выходишь в мир, тогда и понимаешь, насколько странен он и удивительно подробен. Подробнее чем наш обычный мир. И если некто в капюшоне, обгоняя, буркнет: деревья вечно шепчутся с асфальтом, то тут же согласишься: да, и с этой чёрной урной. Куда ни глянешь, всё ассоциации как всплески света. Как будто вспышка и как будто мыши, живушие в мозгу, с перепугу сыпятся гроздьями из кувшина под лавку. Две-три б их удержать. Они ведут в такие коридоры, где тень и свет. И стенки опадают. Стоишь и понимаешь, я здесь был, но с ракурса другого это видел. Вот чёрт. Опять размер попёр. Скорее может и не мыши. Я как-то плыл на лодочке по морю и дождь пошёл. Крупные капли бульк в воду, а потом выскакивают, как будто горячо, и, разбиваясь на мелкие шарики, быстро разбегаются по поверхности в разны стороны. Так с улицы бросил взгляд в кафе. А там такой плотный и нереальный свет, как будто все застыли в желатине. И если кто рукой поводит, то за рукой призрачный повтор движенья. И тут такое бульк и побежали шарики. Как будто южный город, набережная ночью - это один. В другую сторону уводит шарик: какая-то платформа, касса, в далёком детстве. Ничто не ловится, но все сверкнет как блеск, от плоскости ножа. И голову потом как ни склони, обратно эти блики не поймаешь. И это всё через глаза не в голову идёт. А сразу поступает в низ живота. Где крепится струна. Такая точка между лобковой костью и пупком. Мы этим местом чувствуем утрату. И радость им же. Она там как бабочка в полиэтиленовом пакете бьётся. Беззвучно только. Ещё оттуда щупальце растёт. Его не видно. Но им можно щупать. Но то, что ощушаешь, не складывается ни в температуру, ни в плотность. Но ощущение, что что-то узнаёшь. И движешься легко и невесомо, и что-то вепереди тебя летит и будто тащит. Безмятежная сосредоточенность - как лоб Будды, как лицо фараона, вниманье цепкое у глаз. И неприкаянность равняется - свобода.