Наши будущие врачи и учителя
Распивают дешёвый портвейн в подвале.
В двадцать первом столетьи "начать с нуля" -
Это подвиг, достойный златой медали.
Наши будущие врачи и учителя
Обожают доступный секс и травку.
Замечаешь порой молодых ребят
Под раскидистым клёном в вечернем парке:
Не стыдятся ни Бога, ни сатаны,
Ни прохожих, ни даже самой природы.
А потом: " Не мои это дочь и сын,
Не могла ты родить от меня уродов! "
Наши девушки, будущие умы
Совершают тайком ото всех аборты.
За короткое время скурились в дым,
Позабыв что такое любовь ко спорту.
Наши будущие врачи и учителя
Отдаются деньгам и порокам страстно.
Посмотрите, господи, поднимите взгляд
На флаг бело-сине-красный.

Д. ГОРДОН: Вам не кажется иногда, что национальная идея России – для начала построить хорошие туалеты.

НЕВЗОРОВ: Вы знаете, я вообще не думаю про национальную идею. Хорошие туалеты вполне реальны, потому что они следствие общего, скажем так, поднятия уровня цивилизованности во всем мире, когда-нибудь этот уровень поднимется. Вы же не забывайте, что Россия была задержана в интеллектуальном развитии почти на 700 лет. И это не слова и не мое мнение вольное или вздорное, давайте посмотрим: первый университет в Европе – Падуя. Это 1074 год. В России первый университет – 1724 год. К сожалению, эта простая и грубая фактология, простая и грубая цифирь, доказывает сразу все, потому что, увы, эта внешняя примета в виде наличия университета говорит сразу обо всем. И их отсутствие говорит о том, что насильственно, по глупости, либо для того, чтобы просто облегчить себе жизнь, но в России не было интеллектуального развития достаточно долго, за что мы сейчас все и расплачиваемся. Понятно, что русская церковь очень тщательно охраняла свой рынок. Она понимала, что в случае прихода любой цивилизации, любого просвещения рынок будет под угрозой. А они ведь для того, чтобы продавать свечки всегда были готовы на все. Им было совершенно все равно: судьбы нации, глобальнейшие вопросы. Им было совершенно все равно – надо было продавать свечки. Сейчас они доказывают, что они помнят эту свою коммерческую жилку, и тоже идут на все, ради того, чтобы обеспечивать доход своим свечным заводикам и производителям лампад и всяких картинок. Когда нам говорят, что в России не было инквизиции, во-первых, она была, и об этом замечательно пишет Ефим Грекулов – советский великолепный религиовед, и существует масса свидетельств, включая сами церковные свидетельства типа Стоглавого собора, но у нас конечно инквизиции было меньше по одной простой причине. По какой? Да у нас грамотных было в 20 раз меньше! Для того чтобы стать еретиком, надо прочесть хотя бы одну книжку. Поскольку эта одна книжка была всегда недоступна в России. Посмотрите, у нас был большой объем рукописных книг и книг печатных, но это всегда были октоихи, требники, минеи, псалтири, молитвословы, у нас не было вообще не то что там философской литературы или некой естественнонаучной литературы. Ведь в 1543 году Везалиус уже составил полный анатомический атлас человека, который современен и сейчас. У нас в 1543 году вряд ли можно было найти что-то кроме октоихов, требников, четок, и бесконечных земных поклонов, немощеных тротуаров и т.д. Спасибо еще Петру Алексеевичу, Первому, который все это превратил, иначе мы бы XX век встретили с вот такими бородами, очень удивленные.

Д. ГОРДОН: В январе 1991 года вы сняли документальный фильм о январских событиях в Вильнюсе, героизирующий бойцов вильнюсского ОМОНа. За что вам крепко досталось тогда на орехи от демократов. Вы не жалеете сегодня о том фильме, «Наши» он назывался?

НЕВЗОРОВ: Нет, я вообще ни о чем никогда не жалею, мне вообще не присуща рефлексия, и мне не присуще раскаяние, так называемые угрызения совести, вот это, пожалуйста, не со мной. Более того, тогда я это делал абсолютно искренне, и, наверное, это происходило потому, что у меня тогда еще были иллюзии в отношении так называемой родины, в отношении так называемого патриотизма, и в отношении своего места в этой родине и в этом патриотизме.

Д. ГОРДОН: Движение «Наши», которое уже несколько лет существует в России, названо так по названию вашего фильма?

НЕВЗОРОВ: Да. Мне позвонил дядечка один, которого я очень уважаю, кремлевский и сказал: «Глебыч, ну ты же все равно не пользуешься, отдай название». Я говорю: «Бери, нафиг».

Д. ГОРДОН: Дядечка – Сурков?

НЕВЗОРОВ: Это ваше предположение.

Д. ГОРДОН: Ваш дедушка, я знаю, был полковником НКВД.

НЕВЗОРОВ: Ну да, обижаете меня.

Д. ГОРДОН: Генералом?

НЕВЗОРОВ: Вот. И не НКВД, а МГБ.

Д. ГОРДОН: МГБ. А ваша мама? Министерство государственной безопасности, это после 1946, наверное, года. Ваша мама в знак протеста против этого не поддерживала с ним отношения.

НЕВЗОРОВ: Да.

Д. ГОРДОН: Вы с дедушкой были очень близки. И в знак уважения к дедушке перестали поддерживать отношения с мамой?

НЕВЗОРОВ: А вы знаете, в эту зону я вас не пущу, друг мой. При всей симпатии к вам, но вот что касается глубоко личной жизни и сложных взаимоотношений с родственниками, я туда просто не пускаю никого. Не обижайтесь.

Д. ГОРДОН: Нет, нормально. Мне приходилось слышать, что вам потому столько дозволено было в перестроечные годы, учитывая такое родство, что вы были в плотном контакте с комитетом госбезопасности. Это да? Или это нет?

НЕВЗОРОВ: Это и да, это и нет. Ведь понимаете, если спросить президента России, находится ли он в контакте с комитетом государственной безопасности, да. Если спросить у премьер-министра, то он то же самое скажет. Если вы спросите об этом у балерины, то скорее всего тогда – да, сейчас – нет. Тогда эта структура пронизывала совершенно все собой, но считать, что это как-то компрометирует человека, я до сих пор не могу, потому что это было взаимовыгодное и чертовски интересное сотрудничество. Это были блестящие люди.

Д. ГОРДОН: То есть, комитет знал о том, чем вы занимаетесь, и вы некоторые вещи согласовывали с ними?

НЕВЗОРОВ: Практически нет. Вот бытовые или вещи, скажем так, своих собственных пристрастий, не согласовывал никогда. Но когда пошла серьезная каша, когда уже стал разваливаться и трещать Союз, и когда стало понятно, что нужно мобилизовывать всех и все, тогда конечно наши отношения стали, скажем так, теплее и ближе.
(продолжение в ответах)

Зачем такое смотришь?))) А по поводу проституции - сложный вопрос. Есть положительные примеры, а есть отрицательные. Если бы можно было так организовать, чтобы защищались права самих женщин, дети бы не попадали туда, не было бы принуждения, торговли чужими телами и всей передаваемой грязи и инфекций, то я бы был за легализацию проституции. Хотя может быть легализация и может что-то дать в этом плане? Не знаю. Главный вопрос - для чего нужна проституция? В идеале нужно менять сознание людей, а вот это сложнее)))