Женщины [I]во многом [/I]делают нас, мужчин...
И позволяют себе слишком многое, ненужное...

Кто может разгадать волшебное начало,
Кипящее в мужской крови в любовный час?
Я чуял эту страсть и в знойном ветре южном,
И думал: "Сколько нас в часы июньских чар,
Животных и людей, которых ночью жгучей
На поиски повлек неутолимый жар
И, тело к телу, сплел инстинкт любви могучий!"
И я хотел их слить в себе, в себе одном.

Она дрожала вся; я воспаленным ртом
Прильнул к ее рукам, струившим ароматы, -
То запах тмина был, живой бальзам полей;
У девственной груди был привкус горьковатый, -
Таков миндаль и лавр, иль таково, верней,
Парное молоко козы высокогорной;
Я силой губы взял, смеясь над непокорной,
И долгий поцелуй как вечность долог был,
Он сплел в одно тела, он слил их бурный пыл.
Откинувшись, она хрипела в страсти жадной,
А грудь стесненная, под лаской беспощадной,
С глухими стонами вздымалась тяжело.
Была в огне щека, и взор заволокло.
В безумии слились желанья, губы, стоны,
Затем ночную тишь, нарушив сельский сон,
Прорезал крик любви, так страшен, так силен,
Что жабы, онемев, попрятались в затоны,
Сова шарахнулась и перепел умолк;
И вдруг в растерянном безмолвии вселенной
Донесся по ветру и замер зов мгновенный:
С глухой угрозою провыл три раза волк.
Я вспоминал тогда о женщинах восточных,
О девах библии в их древней красоте,
Безудержных в любви, прелестных и порочных,
Подобных ангелам в вечерней темноте.
С тех пор, сжигаемы палящей лихорадкой,
Мы жар губительный торопим с дрожью сладкой.
Пускай приходит смерть, - всесильная любовь
В объятья нас влечет, воспламеняя кровь.
Не целомудренно мы любим, не пугливо.
Тем ярче наша страсть, чем жребий наш страшней.
Мы призываем смерть, меняя торопливо
На ласки бурные остаток наших дней.
И мы безмолвствуем. Для этих упоений
Есть только крик любви - призывный клич оленей. :rose: