Эта страна слёз

– Миллионы лет у цветов растут шипы и миллионы лет барашки всё-таки едят цветы. Так неужели это несерьёзное дело понять, почему они изо всех сил стараются отрастить шипы, если от шипов нет никакого толку? Неужели это неважно, что барашки и цветы воюют друг с другом? Да разве это не серьёзней и не важнее, чем арифметика толстого господина с багровым лицом? А если я знаю единственный в мире цветок – он растёт только на моей планете, и другого такого больше нигде нет, а маленький барашек в одно прекрасное утро вдруг возьмёт и съест его, и даже не будет знать, что он натворил, и это все, по-твоему, неважно?
А потом он снова заговорил:
– Если любишь цветок единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звёзд – этого довольно, смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым, и говоришь себе: «где-то там живёт мой цветок, но если барашек его съест – это всё равно, как если бы все звёзды разом погасли», – и это, по-твоему, неважно?
Он больше не мог говорить, он вдруг разрыдался. Потом стемнело. Я бросил работу, мне смешны были злополучные болты, молоток, жажда, смех. На звезде, на планете, на моей планете, на моей планете по имени Земля плакал Маленький Принц, и надо было его утешить. Я взял его на руки, я говорил ему:
– Цветку, который ты любишь, ничто не грозит, я нарисую твоему барашку намордник, нарисую для твоего цветка броню. – Я плохо понимал, что говорю, я чувствовал себя ужасно неловким и неуклюжим. Я не знал, как позвать, чтобы он услышал, как догнать его душу, ускользающую от меня, ведь она такая таинственная и неизведанная эта страна слёз.

• 
• 
•