Полярность
Когда-то, наверное, уже в какой-то прошлой жизни, или мне это так кажется, я жил в Санкт-Петербурге или, как это сейчас принято говорить, в Питере. Был у меня там, да и сейчас есть, друг. Друг Кирилл. Познакомились мы с ним, как только я приехал в Питер, и так и дружили, пока я не уехал. Кирилл, будучи человеком образованным, компанейским и коренным жителем центра Питера, любил рассказывать всякие интересные истории про Питер и про его жителей. Так сказать, «Легенды Невского проспекта».

Мы болтались с ним по улице Декабристов, а потом пили пиво в «Солдатском садике», где Кирилл мне и поведал удивительную историю про одного морячка-нахимовца. Закончив институт, Кирилл попал на военную кафедру, где и получил ожёг пальца, с которым угодил в ожоговое отделение местного госпиталя. Его определили в палату, где лежало ещё несколько подпаленных служивых и совершенно лучезарного вида матросик.

Лучезарным он был от того, что ни с кем не разговаривал и лежал всё время напролёт с совершенно блаженным лицом. Блаженным настолько, что довольно трудно было придумать событие, произошедшее с ним, чтобы оно хоть примерно соответствовало той степени блаженности, которая читалась на его лице. Довольно скоро для всей палаты стало сверхзадачей разгадать тот счастливый поступок, совершённый морячком, чтобы угодить в госпиталь в таком состоянии. Пикантности добавляло то, что обожжены у него были обе кисти. Они были забинтованы и кем-то покрашены. Правая кисть в красный цвет, а левая в синий.

Ничего не могло разговорить морячка, никакие уговоры, сигареты, водка и еда. Он просто лежал, смотрел в потолок и тупо улыбался, а если сказать точнее – светился от счастья. И молчал.

Заговорил морячок сам, без уговоров, ночью. Просто начал говорить.

- Я сам виноват. Не надо было ничего придумывать, но ни на секунду не жалею о том, что сделал. Мичман, сука лысая, разболтал мне сексуальный секрет. Говорит, надо двух тёлок снять, на Невском. Как на берег сойдёшь, сразу на Невский и двух снимай. И в парадное их, но предварительно одной мороженое купи, а второй кофе горячий. В Макдональдсе. В парадняке, говорит, как зайдёшь, ваяешь такую четырёхтактную инсталляцию: одна кусает мороженое, ты ей свой хуй в холодное прилагаешь на согрев, вторая отхлёбывает кофе, ты ей, соответственно, на клык горячий своего вялого и холодного. И так в четыре такта – одна кусает вафельный рожок из мака, ты ей горячий хуй под холодный язык, вторая кофе, ей же холодный хуй на горячий язык. Как в жигулях.

Матросик на минутку остановился, как-то крякнул прискорбно и продолжил:

- Я, как на берег сошёл, сразу на Невский, к Макдональдсу, кофе и мороженое купил, двух девок прихватил на Рубинштейна и бегом в парадное. Так эти бляди успели за 15 секунд сожрать всё. Пока бегал за добавкой, они уже съебались. Пока искал новых, мороженое растаяло и кофе остыл. Не клеился четырёхтактный променад. Ну, сука, думаю, мичман, я этим ёбаным глясе тебя напою. Что делать, расстроился, вернулся в казарму, зашёл на кухню. Смотрю, стоит холодильник и плита электрическая. Мелькнула мысль. Думаю, а что если поочерёдно хуй прикладывать на плиту и засовывать в морозилку? Примерился – неудобно. Да и антисоциально это – у товарищей в морозилке кура, на плите ужин. А сексуальная энергия к этому времени набрала силу. Решил в ручную побороть проблему, «незнакомкой». Но, как всегда, на мою беду у меня снова проскользнула мысль – а что если дрочить поочерёдно двумя руками? Тоже четырёхтактно, как в жигулях: одной, горячей дрочишь, вторая мёрзнёт во льду, потом дрочишь замёрзшей, вторая греется в кипятке. Ну и что я? Вскипятил кастрюлю, в другую лёд из морозилки насыпал. Потом только понял, что кипяток это пиздец, как горячо, а лёд, это пиздец, как холодно. Но сексуальная энергия, сука, была сильней. Блядь.

И матросик снова замолчал.

• 
• 
•