Любовной мукой душа полна,
ее всем сердцем ощущаю,
но только одного не знаю,
откуда родилась она.

Теряя волю и сознанье,
стремлюсь к химере роковой,
как вдруг сменяется тоской
неукротимое желанье.

И слезы горькие я лью,
свою оплакивая участь,
безмерной нежностью измучась,
не разгадав печаль свою.


Живу я сам с собою в споре:
я для нее предать мечту
за счастье высшее почту,
а с нею счастье хуже горя.

Ведь если и блеснет оно
среди бесплодного томленья,
его иссушит подозренье
и страх погубит все равно.

А если радости живучей
все ж превозмочь удастся страх,
ее тотчас развеет в прах
слепой и равнодушный случай.

Блаженство болью мне грозит
в моем ревнивом спасенье,
и мне явить пренебреженье
сама любовь порой велит.

Я все перенести готов,
в страданье силу нахожу,
но в исступленье прихожу
от незначительных я слов.


Тревоге горестной моей
ищу я тщетно оправданье:
рождает ложь непониманья
из капли океан страстей.


Владеет скорбь моей душой,
и я себе твержу упрямо,
что в целом мире нет бальзама,
дабы унять мой гнев слепой.

Но загляни в ее глубины, -
чем так душа оскорблена?
Как малое дитя, она
всего боится без причины.

Мне зла не разорвать оков,
хотя ошибку вижу ясно,
и боль тем более ужасна,
что больно из-за пустяков.

Душа пылает жаждой мщенья, -
когда ж она отомщена,
то мстит самой себе она,
в раскаянье прося прощенья.


Любовь отчаяньем гублю,
сам я себя не понимаю...
Лишь тот поймет, как я страдаю,
кто так любил, как я люблю.

• 
• 
•