[FONT=Times][COLOR=brown][SIZE=+1]
Мертвые не бояться ничего, кроме того, что о них никто никогда не вспомнит.

- Что является большим грехом, нежели смерть принесенная самому себе осознано? Слушайте, и поймите. Жизнь не есть дар господа, это ваше единение с ним. Откажитесь от этого дара, и дух господен покинет вас, и будет ваша душа блуждать в дебрях грешного мира, и будет полниться несправедливостью и кощунством. И даже Антихрист не признает вас, вы будете ему так же противны, как и блаженный рассвет.
Пастер продолжал тараторить идеологическую лекцию, а я сидел и делал вид что внимательно слушаю, и между тем думал о своем. Мне вспомнился день, когда наш отряд потерял взрывника Джона. Я отчетливо запомнил его утреннюю улыбку, когда он смотрел на фотографию своей семьи. Он как обычно уложил ее в нагрудный карман куртки, и подхватив наплечный мешок присоединился к марш броску.
Маленький коренастый Джон, всегда шутил, когда находил очередную адскую машинку в земле и начинал ее разбирать. Будучи жутким оптимистом, он никогда не верил в смерть, даже когда лежал в госпитале и ему пришивали руку. Он искренне верил в бога, и в подтверждении этому Джон сделал себе наколку на левом плече, в виде распятия. Так он считал, что вера поможет ему пережить все мытарства и ужасы чужой ему войны. Всегда неторопливый и осторожный Джон, всю свою службу в армии был сапером, и волею судеб, однажды взорвался на противотанковой мине.
Самое страшное было находить его по кускам. Лейтенант нашел ухо, я нашел нос, кто-то нашел его указательный палец. И с каждой минутой находок становилось все больше и больше. Мы по частям складывали Джона, пытаясь найти в округе все его остатки, как кровавую мозаику, раскладывая на темном брезенте подстилки. Мы осторожно ступали ногами по земле, боясь раздавить все уцелевшее после взрыва.
И вот среди разрыхленной земли, на дне ямы, мы увидели кусок кожи, с вбитым в ее структуру крестом. Кругом было много крови, не было не одного цельного остатка его конечности, а этот крещенный маленький кожаный фрагмент даже не обгорел и не испортился. Кожа была белая, а рисунок по-прежнему отчетливо видно, он блестел, как и с утра, на отполированном плече своего хозяина.
Пастер продолжал говорить, перейдя на речитатив, и громко вбивая догмы в уши верующих. Я поднял со скамьи, маленькую книжку в кожаном переплете, с выдавленной надписью – Библия. Открыл ее на случайной странице, извлек из кармана затертую по углам старую фотографию семьи Джона и вложил ее в книгу.
[/SIZE][/COLOR][/FONT]

• 
• 
•