Несомненно, прекрасно вот так выйти рано утром опосля напряжённого празднества (и ещё сохраняя в себе что-то от наивного очарования сна) на улицу, с чувством, с осознанием гармонии себя в мире, мира в себе затянуться Captain Black’ом, подставляя всего себя под освежающие волны утреннего бриза, а затем, транзитом через полупустое метро, ворваться и удобно расположиться в близлежащем бульваре, пролистывая уставшими от бокалов и рюмок пальцами плотные страницы бодрийяровской «Америки», ощущая себя в наивысшей точке (псевдо)интеллектуального снобизма НАД окружающем, в особенности – над всей этой спешащей куда-то шушерой (ну, куда, куда можно торопиться прекрасным воскресным утром??), и представляя собой некоего истинного и последнего хранителя тех великих ценностей, до коих всем [I]им[/I] никогда в слепоте и суете своей не добраться… - в этом ленивом и абсолютном самосовершенстве можно застывать на долгие часы, отвлекаясь лишь на то, чтобы заглянуть в ближайший киоск за прохладным «Липтоном», имея целью нивелировать растущую солнечную активность…
Увы, но это не может продолжаться вечно. И даже никогда – достаточно. Поскольку обязательно случится звонок от некоего сабжа, предлагающего приехать начать, продолжить или закончить. И это – как чёрная дыра в универсуме, как пробоина в «Титанике» безмятежности, идеальности, бесчеловечности. Последнее, как судорога, что ещё пытаешься – схватить глазами вязкое полотно страницы: «[I]Пустыня[/I]: светоносные и окаменевшие сплетения нечеловеческого разума, предельного безразличия – не только неба, но и колебания земных пластов, где кристаллизуются одни метафизические страсти пространства и времени. Здесь ниспровергаются границы желания: каждый день и каждая ночь уничтожает их. Но подождите, пусть наступит утро и вместе с ним проснётся каменный гул, пробудится животная тишина»… Но нет. Всё тщетно. Надо ехать – «Вас в свой жестокий сон затягивает мир».

• 
• 
•